Я смеюсь и улыбаюсь.
Крыша моя давно скосилась и местами протекает.
В окнах уже давно нет стёкол, а от дверей остались только коробки. Краска облезла, и из меня потихоньку сыпятся кирпичи. Внутри меня мусор - шприцы, дерьмо, остатки водных бульбуляторов, бутылки и пачки из под сигарет. Все стены расписаны грозными, но идиотскими надписями. Часто бомжи приходят и прямо внутри меня на втором этаже разводят костёр и греются. Гниль со старых матрацев и насекомые уже почти стали моим воздухом в лёгких. Люди же приходят сюда либо отчаявшись либо для совершения чего-то, по их мнению, нехорошего, заходят только самые низменные, самые упавшие. Да и то, они заходят всё реже и реже. А мне тепло. Я смеюсь и улыбаюсь.
Крыша моя давно скосилась и местами протекает.
В окнах уже давно нет стёкол, а от дверей остались только коробки. Краска облезла, и из меня потихоньку сыпятся кирпичи. Внутри меня мусор - шприцы, дерьмо, остатки водных бульбуляторов, бутылки и пачки из под сигарет. Все стены расписаны грозными, но идиотскими надписями. Часто бомжи приходят и прямо внутри меня на втором этаже разводят костёр и греются. Гниль со старых матрацев и насекомые уже почти стали моим воздухом в лёгких. Люди же приходят сюда либо отчаявшись либо для совершения чего-то, по их мнению, нехорошего, заходят только самые низменные, самые упавшие. Да и то, они заходят всё реже и реже. А мне тепло. Я смеюсь и улыбаюсь.